Он приручил ее, как вольного сокола, есть из его рук. Ее жизнь без этого выглядела бы скучной. Позволял мечтать, глядя в синее небо, скучать по нему. Она была самой любимой птицей, но иногда от этого становилось горько. Он знал ее слишком хорошо, вернее, знал ее повадки, что она хочет сказать, если вот так смотрит. Но никому не запрещено думать о том, чего больше всего хочется и, что, скорей всего, не осуществится. Она тоже успела привыкнуть к его действиям. Знала, точнее, чувствовала, когда ему плохо, и садилась на плечо, смешно перебирая клювом его волосы. Его это успокаивало и он даже засыпал. Свобода…Она думала о ней подчас как о мире, в котором ей будет одиноко без него и беспомощно. Он не привязывал ее в полном смысле этого слова, она спокойно могла бы взлететь и полетать над домом, кружась опускаясь и снова стремительно набирая высоту, словно от чего - то пыталась улететь. И у нее была своя “высота”, дальше которой, ей не запрещали, нет, она сама не хотела лететь, боясь потерять из виду того, кто на протяжении уже стольких месяцев старательно ухаживал за ней, кормил и оберегал. Ее “высота” - это странное чувство, граничащее с болью, это то, что люди называют привязанностью. Подрезанные крылья, его руки, его голос и еще много маленьких мелочей, которым она сейчас не придает значения, это все, сложилось у нее в голове, как неотделимая часть его с ней сосуществования. Если она это потеряет, ей не нужен будет уже бескрайний океан неба, в котором, кричи, не кричи, ничего не вернешь. И поэтому она сидит и смотрит, как он, перебирая какие - то бумажки, что - то ища, далекий от всего происходящего, ближе к ней одной в тысячу раз, чем все на свете вместе взятое.
