Лето, всколыхнувшее до заветных глубин любовь, о великих достоинствах которой пишут лишь те, кто ее безвозвратно потерял, неслышной поступью ускользнуло в прошлое. Небо, пикантной красотой обманчивого сияния вечернего солнца, одевающего ландшафт в пурпур и золото, блистало зловещим напоминанием о неизбежности прощального осеннего бала. И два некогда нежно любящих создания в благородной меланхолии кружили среди опадающей истаскавшейся листвы. Неизъяснимая грусть сковала их сердца, это последний танец их любви, боль расставания которого они неумело пытались замаскировать выделывая причудливые па, но все же еще вызывая завистливые восхищения случайных прохожих. И вот, изнемогая под тяжестью своего великолепия измученная прощанием, и быть может прощением, ты, не разделяя чрезмерных восторгов зевак, изящно падаешь на холодную безжизненную мостовую. Всё... больше ничего нет, ничто нельзя изменить, ничто нельзя добавить, остается лишь безучастно принимать дары неба, как своего высшего властелина. Увидев, как ты разразилась неутешными слезами, небо не заставило себя долго ждать. Поток скорбного дождя холодными каплями растворялся в еще сохранивших душевное тепло твоих слезах, и бестактно схватив их под руку, грязными ручьями стекал вниз. Отовсюду ввалившимися глазами на тебя глядит нищета голых деревьев и скрюченной пожухшей травы, нет, твое хрупкое создание не сможет больше быть этим миром, и ты с мольбой взираешь ввысь. Небо, поняв твое молчаливое бессознательное стремление к душевной спячке, участливо укрывает мокрый мир безжизненно холодным ледяным покрывалом. Всё... теперь действительно больше ничего нет, ничто нельзя изменить, ничто нельзя добавить... Но небу станет одиноко, и во спасение себя самого оно посылает тебе утренний снег, еще не замаранным листом ложащийся на твою душу. На, пиши все заново, а я буду читать, ликовать и погружаться в рыдания вместе с тобой – сказало небо, и спряталось за пушистыми белыми облаками...
